Боевые подруги медсестры в военных госпиталях афганистана. Монолог афганской медсестры

Рана афганской войны еще долго не заживет. За 10 лет активной фазы вооруженного конфликта потери со сто-роны СССР составили более 15 тыс. человек. Специалисты говорят, они могли бы оказаться намного больши-ми, если бы не самоотверженность военных медиков. Мы нашли такого человека: Глафира Гордюнина впервые увидела войну своими глазами в 19 лет и за время службы хрупкой девушке удалось спасти десятки раненых бойцов. Впрочем, обо всем по порядку…

Глафира (справа) с коллегой в редкий спокойный момент между операциями.

Лаборант Глафира Гордюнина увидела афганскую войну своими глазами в 19 лет. За время пребывания в этой чужой стране не произвела ни одного выстрела по врагу, но смогла помочь многим. Афганистан отпечатался на ее судьбе солнечным ожогом, но ее так и не сломал.

Внезапный вызов

Родилась в Клецке в дружной простой семье. Она и ее сестра-близнец - старшие из семерых детей. Родители прививали трудолюбие, честность, справедливость, уважение к старшим.

Глафира в детстве часто болела. И ее восхищали люди в белых халатах, не раз возвращавшие ей здоровье. Выросла и сама окончила минское медицинское училище № 1 по специальности «фельдшер-лаборант». В Витебской центральной районной больнице ее после училища встретили радушно. Помогли с общежитием, дали возможность трудиться дополнительно. Глафира думала, пройдет год и она поступит в мединститут, но внезапный вызов в военкомат изменил планы.

- Предложили военную службу по специальности в отдельном медицинском санитарном батальоне 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, - вспоминает Глафира Анатольевна. - В октябре 1980 года меня призвали в добровольном порядке на военную службу. Знала, что дивизия уже находилась в Афганистане. Но часть отдельных подразделений, в том числе и медсанбата, еще была в Витебске. На душе неспокойно. Начали привозить первых погибших и раненых. Через месяц нас, пять девушек, назначили на должности медсестер в подразделения медсанбата дивизии и объявили о командировке в Демократическую Республику Афганистан. Нас убедили, что там мы будем временно. Все успокоится, и возвратимся обратно. Отказаться не смогла, мне было тогда всего 19 лет. Особенно переживала за мать, боялась, что мой патриотический поступок может сократить годы ее жизни. После такого решения в нашей большой семье происходило что-то очень похожее на улей...

Награды хоть и не боевые, но вполне заслуженные.

«Девочки, в операционную!»

И вот 13 ноября 1980 года перед строем медсанбата, сжимая автомат в руках, Глафира приняла военную присягу. Медсанбат, где она служила, размещался в санитарных палатках на кабульском аэродроме. Первые три месяца отсутствовали элементарные бытовые условия. Кроватей не было, спали на брезенте и укрывались им. Понемногу распространялись инфекционные заболевания. Потом появились убитые и раненые. Словом, работы медикам было предостаточно.

У нее сохранились не самые радужные воспоминания о начале военной службы:

- В палатке жить раньше не приходилось, а тут - проблемы с пресной водой, обогревом, с помывкой, плохое продовольственное обеспечение. Мой вес незаметно «таял». Выручали посылки с продуктами, которые присылали родные. Но это все ушло на другой план, когда первый раз увидела раненых солдат и провела на ногах в операционной более четырех часов. У меня все смешалось в голове, как будто очутилась там, среди героев книг о Великой Отечественной войне, о которой много читала. Надо было сохранить свое здоровье, чтобы потом спасти его раненым. На войне человек ко всему быстро привыкает и адаптируется. Личные проблемы уходят на задний план.

Главной задачей было своевременно, в короткие сроки, днем и ночью оказывать помощь раненым, больным и возвращать их в строй. Боевые действия набирали обороты с каждым месяцем. И медики днем и ночью были в операционной.

- Звонок с аэродрома и кричащий голос дежурного или дневального: «Девочки, в операционную!» - стали настолько привычными, как будто тебя приглашают на какое-то зрелище. Нередко возникали сложнейшие ситуации, когда жизнь молодого офицера или солдата решалась за считаные минуты. И надо было вставать, открывать глаза, идти, ползти в операционную. Одна хирургическая бригада за сутки проводила 10-12 сложных операций, не считая мелких. Бывало, к сожалению, умирал тот, кто, казалось бы, должен выжить, и наоборот, чудом выживал обреченный.

Ей приходилось часто сопровождать тяжелораненых и больных в Кабульский госпиталь. На санитарных машинах с вооруженной охраной передвигались по чужой земле. А в госпитале было еще жарче. Раненых туда доставляли вертолетами с мест всех боев, которые вели соединения и части 40-й армии.

А сколько «грузов 200» она видела своими глазами, когда их загружали в «черные тюльпаны» для отправки в Союз! Это было молчаливое последнее прощание с теми, кому ничем уже не поможешь.

Сейчас Глафира ГОРДЮНИНА – старший фельдшер-лаборант высшей категории клинико-гематологической лаборатории.

Путь к миру в душе

Глафира Анатольевна прослужила в Афганистане год. После возвращения долго не могла прийти в себя. Война не отпускала. Снились ребята на больничных койках, глаза, которые так просили милосердия и помощи. Бойцы хотели жить и вернуться домой. Она понимала и осознавала, что война продолжалась, жестоко ломала и крушила судьбы. Эти пережитые дни и ночи, как осколки гранат, болят порой в ее душе. Боль притихшая, но не отступившая. Это просто незаживающая рана…

Немножко успокоившись и отдохнув, начала учиться на дневном подготовительном отделении БГУ, чтобы поступить на химический факультет. Закончить не смогла, привыкла быть с больными людьми. Работала процедурной сестрой в Сновском военном госпитале. В 1986 году ее направили в один из военных госпиталей в Южную группу войск в Венгрию. Там была медсестрой приемного отделения и старшей медсестрой инфекционного отделения. Там встретила свою половину, вышла замуж за лейтенанта Александра Гордюнина. У них уже взрослые дети. А муж стал в итоге полковником, сейчас он в запасе, преподает в Военной академии.

Начальник отдела клинической лабораторной диагностики 432-го ордена Красной Звезды главного военного клинического медицинского центра Вооруженных Сил полковник в отставке Владимир Доронин так рассуждает о старшем фельдшере-лаборанте гематологической лаборатории:

- Глафира Анатольевна очень ответственный и квалифицированный специалист. Замечательная женщина. Очень добрая, неравнодушная. Никогда не пройдет мимо чужой беды, всегда протянет руку помощи, посодействует словом и делом. Встречаешь ее в любой ситуации всегда неизменно доброжелательную и приветливую. Видишь улыбку на ее мужественном и одухотворенном лице - и становится легко на душе, что есть всем яркий пример, как надо жить и относиться к людям.

Леонид ПРИЩЕПА, полковник в отставке, член Белорусского союза журналистов

Для нашего менталитета понятие дисциплина весьма относительное, так что поговорку "пока гром не грянет - мужик не перекрестится", вряд ли поймут немцы или англичане. Армия - не исключение, скорее, наоборот, ввиду своей специфики за порядок там приходится бороться с удвоенной силой. Кто служил и бывал на учениях - поймет. Пренебречь гигиеной или техникой безопасности дело обычное. Даже на моей памяти солдаты на марш-броске, бывало, пили дождевую воду прямо из лужи, или ели грязными руками дикие немытые яблоки, протерев их засаленным рукавом. Скольких бойцов наказывали командиры за сон в карауле или курение на посту. В мирное время в нашем климате, как правило, все это оборачивается в худшем случае неделей санчасти или стольким же сроком гауптвахты. В Афганистане ценой такого разгильдяйства было здоровье, и жизнь. Порой и целых подразделений.

Акватабс вместо минералов

Вячеслав Чебурканов служил в Бресте, в 38 десантно-штурмовой бригаде. В Афган попал по разнарядке уже в пехотную 108 мотострелковую дивизию, стоявшую в Баграме. Части этого соединения "держали" Саланг, - стратегический перевал в Афганистане в горах Гиндукуш, связывающий северную и центральную часть страны - прикрывали Кабул. Должность капитана (в те годы) Чебурканова - начальник дивизионной санитарно-эпидемиологической лаборатории - замначмеда дивизии. Зона ответственности - 15 тысяч военнослужащих, большинство из которых 18 - 20-летние мальчишки. Другой климат, другие болезни, чуждые нашему иммунитету, плюс сама война.

Без прививок на войну не пойдешь!

Треть частей прошла через инфекционные отделения госпиталей, - рассказывает Вячеслав Владимирович. - Основные заболевания: гепатит, малярия, амебиаз, брюшной тиф. В последние годы войны командование сделало много выводов из уроков первых лет. Солдаты проходили предварительную подготовку и даже акклиматизацию, в Термезе, но от проблем со здоровьем целиком это не избавляло.

По долгу службы Вячеславу Чебурканову приходилось постоянно контролировать санитарное состояние в частях. У него была своя лаборатория - врачи брали заборы воды, продуктов, проверяли столовые, быт солдат. Это были люди, защищавшие советских солдат от вирусов и бактерий - невидимого врага, воевавшего на стороне душман.

У местного населения, конечно, и иммунитет был посильнее, и выносливости больше. Мирный афганец с утра встанет, оденет резиновые калоши на босу ногу - и до вечера с деревянным плугом работает на пашне. Правда, цена этой выносливости раннее старение - в среднем они живут до 50 лет, а у женщин уже в 25 лет трудно определить ее возраст. Но в условиях войны они чувствовали себя, скажем так, увереннее, чем наши, привыкшие к благам цивилизации и хорошему климату.

Именно по этому правила гигиены в частях дивизии были жесточайшими, и ответственность за их соблюдение лежала на каждом военнослужащем.

Мы следили за тем, чтобы солдаты часто меняли носки, дабы не заводились грибки, часто стирали униформу, которую, кстати, в Союзе дорабатывали и корректировали под условия Афгана. Бушлаты с подстежкой, берцы пошли именно оттуда. На каждом построении проверяли фляги - вода должна была быть только кипяченой, и то для обеззараживания солдаты добавляли в нее таблетки акватабс. Техническая вода хлорировалась, наполненные полевые туалеты заливались и закапывались. Плюс - регулярное мытье в бане. Офицерам, конечно, было немного проще, чем солдатам. И быт был обустроен лучше, да и военторг работал хорошо: в пункте постоянной дислокации мы пили только минеральную воду. Кстати, несмотря на войну, в каждом населенном пункте стояли палатки, где можно было купить холодную кока-колу или пиво: хоть чешское, хоть немецкое.

Дивизию "разгромил"... гепатит

Несмотря на все меры безопасности, избегать вспышек заболеваний не получалось. Как правило, инфекции раз в три года косили целые подразделения. В октябре-декабре 1981 года, вся 5-я Мотострелковая Дивизия стала небоеспособной, когда более 3-х тысяч человек, включая командование, одновременно заболело гепатитом. По статистике каждый год, треть личного состава 40-й Армии страдала от той или иной формы инфекционных заболеваний.

За каждым бойцом не уследишь. Отравиться можно было запросто обыкновенными немытыми фруктами. Кругом пыль, грязь. Ну а на войне, как говорится, как на войне. Бывало, что ели одной ложкой из одного котелка. В общем, один подцепил заразу - и пошло по цепочке.

Сатира из ротной стенгазеты на бойцов, забывших налить воду во фляги, в результате чего все трое были наказаны.

Военным медикам приходилось бороться за жизнь и здоровье, как своих пациентов, так и за собственную. Общаясь с больными, Вячеслав Чебурканов сам перенес тяжелую форму гепатита. Теоретически он не должен был выжить, но к счастью, судьба была благосклонна. Он не умер от болезни, не разбился в горящем вертолете, когда летел в Паншер, не погиб во время "хостинской" операции.

Конечно, боевые условия сильно затрудняли работу. Свободно не всегда походишь, да и в засаду легко было попасть. На тропах - мины-ловушки для пехоты. Очень много солдат оказывались в госпиталях без конечностей. Ночами там тоже особо не "погуляешь" - самое время для вражеских вылазок. А были случаи, когда в темноте свои стреляли по своим же, принимая их за духов. Опять-таки потери из-за разгильдяйства. В общем, все это довольно сложная специфика. По этому и требовалась исполнительность и дисциплина.

Сильно "бОрзых" отправляли на "Эдельвейс"

Со мной плохих людей не служило. Это отчасти помогало выжить. Каждый отстаивал товарищей, пусть это и пафосно звучит. Иначе быть не могло. Все знали свои обязанности, поскольку от их исполнения зависела и твоя жизнь, и жизнь всего подразделения. Малейшая ошибка могла стать роковой, например, не доложишь вовремя полученные данные - погибнет весь взвод. Поэтому и дедовщины у нас практически не было, поскольку командиры понимали: боеспособность в единстве. Для тех, кто это не понимал были так называемые "ссылки" - блокпосты. Одна их наиболее страшных - блокпост "Эдельвейс" на внушительной высотке Саланга. Им даже уголь и питание сбрасывали туда с вертолета. Там все "бОрзые" и "крутые" воины довольно быстро приходили в чувство. Сурово, но справедливо. Офицерам нужно было любой ценой сохранить личный состав, а без дисциплины этого не будет.

Впрочем, именно на блокпостах с медициной были наиболее серьезные проблемы. Там горячая пища и чистая вода не всегда были доступны, особенно в начале войны. Недостаток регулярного, сбалансированного питания снижал сопротивление организма заболеваниям. Накопление пустых жестянок из-под сухпайков и другого мусора создавало условия для распространения крыс и насекомых. Потом Советские войска разработали контейнеры, которые можно было сбрасывать на парашютах. И все же, в сравнении с пунктом постоянной дислокации это была, как говорится, совсем другая песня.

Грузовик доставляет воду на блокпост

Большинство больных прибывало именно с блокпостов. Сказывалась нехватка питья и еды, слабый контроль начальства, сложные бытовые условия. Некоторые жили прямо в землянках. Сухпай, дистиллированная привозная вода, от которой сильно портились зубы... Все это сказывалось: или сразу, или впоследствии.

Афганский синдром

Этот термин упоминают часто, но, по-моему, каждый вкладывает в него свое понимание. Что в большей степени нанесло душевную травму военврачу Вячеславу Чебурканову, воину-интернационалисту, прошедшему Афган как и тысячи других военнослужащих 40 армии? "Черный тюльпан", ежедневно вывозивший по ночам в Союз тела погибших, страшная болезнь, оставившая след на всю жизнь, или то, что 20 лет назад советские войска оставили свои базы и там, где когда-то лечились пациенты капитана Чебурканова ныне проходят госпитализацию американские военнослужащие? Неужели все было зря?

Ни тогда, ни сейчас лично я и те, с кем я служил, не задавались вопросами, вроде "что мы тут делаем" или "кому нужна эта война". Это потом те, кто не был там, начали разглагольствовать в кабинетах. Мы выполняли приказ, выполняли интернациональный долг, и другой формулировки я не приемлю. Служба в Афганистане лично мне дала очень многое. Я стал по-другому смотреть на жизнь. Проще к ней относиться что ли. Если честно, то на войне было даже легче, чем здесь. Так что самое тяжелое, пожалуй, было возвращаться в мирное время. Там не думаешь о деньгах - я практически всю зарплату пересылал в Союз. Поесть можно было в любой столовой, и никто с тебя наличку требовать не станет. Здесь заедает быт. Тут совсем другие люди, взаимоотношения между ними. На войне они гораздо человечнее. Нет злости, зависти, интриг... В Афгане не пить спиртное нельзя было - по-другому просто стресс не снимался. Понимаю "афганцев", которые продолжают пить до сих пор. В мирное время они тоже снимают стресс, только уже другой. Война сильно ломает человека, и вернуться к нормальной жизни отнюдь не просто. Иногда и себя ловлю на том, что что-то такое подкатывает - и, словно как клин какой-то. Пока "сотку" не опрокинешь - не отпускает...

СПРАВОЧНО

В Вооруженных Силах Вячеслав Чебурканов служил до 1993 года. Уволился в запас в звании майора. Награжден орденом "За службу Родине III степени" двумя медалями за службу в Афганистане и грамотой от Михаила Горбачева. В настоящее время работает врачом в брестском областном центре гигиены, эпидемиологии и общественного здоровья.

Фото любезно предоставил Валерий Цапков

Эльмира Аксариева вернулась из Кабула в декабре 1988 года.

15 февраля – официальная дата вывода советского контингента из Афганистана. Несколько сотен казахстанцев пропали или погибли с 1979 по 1989 год в этой стране. Их – простых мальчишек, навсегда оставшихся в горах Афгана –называют "героями чужой войны".

Об этом вспоминают редко, но кроме военных-мужчин там были и женщины. Маленькие русские (тогда всех выходцев из Советского Союза называли русскими – Прим. автора) девчонки с испуганными глазами, которым приходилось вытаскивать бойцов буквально с того света.

О том, как променять мирный Ташкент на разодранный войной Кабул, вернуться обратно и не забыть себя на Афганской войне, корреспонденту рассказала медсестра Эльмира Аксариева.

"Мне было 28 лет. Я хотела поработать за границей. В то время я была сотрудницей КГБ в Ташкенте. Вызвали в военкомат меня только в июле 1987 года, оттуда распределили в центральный госпиталь Кабула – медсестрой. Так и проработала полтора года до первого вывода войск в декабре 88-го…", – вспоминает Эльмира.

Только в самолете из Ташкента в Кабул к девушке наконец пришло осознание того, что она летит на войну.

"Попала на пересылку со всеми. Мы вылетели ночью. Летели 45 минут на военном самолете и были в Кабуле уже под утро. Из-за переживаний я сразу уснула. На следующий день в 10:00 нас построили и распределили, кто куда. Мы были женщинами и мужчинами разных профессий, гражданские. Привезли в госпиталь и распределили по модулям, сейчас это называют казармами. Там и жили", – говорит женщина.

Работа в афганской терапии явно отличалась от ташкентской. Людей сюда привозили в самом разном состоянии. Иногда и по частям…

"Больных много – самых разных. Привозили в тяжелом состоянии… Много анализов, консультаций по всему госпиталю. Работали сутками, по двое на ногах. Спать ночью было нельзя. Госпиталь в войсковой части был закрытым. Выезжать было нельзя: охраняемая зона", – говорит Эльмира.

На нервах были все.

Госпиталь находился недалеко от домов, где как-то пытались выживать афганцы: люди, обозленные на войну, разруху и чужаков, почти десять лет живших в их городе.

"Я как раз задержалась в отделении: засиделась с землячкой. Вышла на улицу после дежурства. Что-то взорвалось. Сильно. Машину возле стен госпиталя начинили взрывчаткой со стороны нашей лаборатории. Никто не пострадал, но оглушило караульного. Испуг был, шок был у людей. Мы успокаивали больных. Все начали бежать… Было страшно! Это центральный госпиталь, душманы сильно к нему не подходили, но такими способами пугали советских граждан", –рассказывает женщина.

В одиночку выходить на улицы Кабула врачи и медсестры не решались. А соблазн был: уж слишком много иностранного товара лежало на прилавках для неискушенного советского взгляда.

"Мы выезжали с разрешения начальства. Обычно с сопровождением. А так страшно было ходить. Такие случаи рассказывали, что могут и зарезать, и еще что похуже сделать. Когда я в первый раз вышла в город, запомнилось, что он делился на бедные, средние и более богатые районы. Страшно было выходить одной, хотя не могу сказать, что Кабул был разрушен. Он был бедный. Не сравнить с нашими городами: я сравнивала его с Ташкентом – небо и земля. Но там были иностранные товары, и на рынке можно было найти все", – вспоминает Эльмира.

Жители Кабула смотрели на приезжих с опаской, но постепенно к приезжим врачам они стали привыкать.

"Шурави. Они называли нас "шурави" – русские. Простой народ, живший рядом, ничего плохого нам не делал. Агрессии не было. Они просто смотрели на нас с интересом. Маленькие дети уже знали русский язык, потому что наши военные находились там не первый год. Подходили, могли заговорить. Но я местный язык не выучила", – рассказывает женщина.

Летом в Кабуле жарко, и Эльмира с непониманием и сожалением смотрела на укрытых с ног до головы афганских женщин.

Пока не встретилась с ними на волейбольной площадке.

"Я волейболистка, и нас собралась целая команда, потому что мы должны были соревноваться с командой афганок. Я была капитаном команды. Они приходили к нам на территорию госпиталя, у нас был площадка, и там мы вместе играли. Меня удивило, что у них вообще есть волейболистки. В городе женщины ходят в основном закрытые. Редко когда увидишь непокрытую девушку. Даже молодые девочки закрыты черным платком, а на глазах – сеточка. Лица почти не видно. А на волейбол они пришли как обычные девчонки: в спортивной форме и шортиках, с непокрытыми волосами", – с улыбкой вспоминает Эльмира.

Кстати, там же, на работе в военном госпитале она встретила будущего мужа – военного, попавшего на операционный стол в хирургию.

Они поженились.

"После выздоровления он вернулся в часть. Когда мы выезжали домой, во время первого вывода войск, 22 декабря – такой зимы, говорили афганцы, не было. Холодно. Но я бы так не сказала: зима в те дни стояла как в Алма-Ате. Шел снег, это был 1988 год", – говорит Эльмира Аксариева.

Они приехали в Ташкент, а оттуда уехали в Казахстан.

Потом с ее мужем начало происходить то, что сейчас принято называть модным словом "посттравматический синдром", или "ПТСР".

Он не полностью "вернулся" из Афгана.

"Его контузило. Человек становится нервный, дерганный. Но не такой, как остальные, о ком рассказывали. Но по нему было видно, что он пережил", – поделилась женщина.

А потом началась водка.

"Да. Была водка. Не у меня – я вообще не пила. Я сейчас в разводе с ним больше 15 лет, и все "благодаря" этой водке. Он много пил. Не сильно, но пил. Часто. Человек меняется абсолютно, теряет здравое мышление", – с горечью сказала женщина.

Сейчас у нее две взрослые дочери и внуки. Никто из их семьи не пошел в медицину.

Эльмира боится даже думать о том, что однажды ее дети окажутся в зоне вооруженного конфликта.

"Страшно об этом подумать, честно говоря. Когда я уезжала, оформляла документы, я ничего своим родителям не говорила и поставила их перед фактом, когда мне уже пришел вызов из военкомата. Семь месяцев они ничего не знали. Папа взял мне, маме и братишке путевку на Иссык-Куль. Я должна была уехать с ними. И в этот момент мне пришел вызов. Пришлось сдать путевку и рассказать все маме. 17 июля я отправила маму на Иссык-Куль, а сама уехала 23 числа. Помню, как в первый раз приехала в отпуск и увидела маму абсолютно седой. Я никому этого не желаю... ", – сказала со слезами в голосе женщина.

15 февраля 1989-го… В тот солнечный день, ровно четверть века назад, перейдя с последними частями ограниченного контингента советских войск в Афганистане по мосту «Дружба» через реку Амударья командующий легендарной 40-й армией Борис Громов, сказал, что он последний советский солдат, покинувший Афганистан.
.

И хотя это и не совсем так, поскольку после основной колонны, буднично, неприметно и, как положено, тихо, уходили советские пограничники и спецназовцы групп прикрытия, все же главное состоялось – десятилетие «афганского излома» было завершено. Кадры того исторического возвращения, многим помнятся до сих пор. Но как бы вы ни всматривались в них, вы не найдете ни в одном стоп-кадре представителей высшего военно-политического руководства страны того периода. Там есть счастливые матери и жены, друзья и сослуживцы, но нет ни одного члена правительства. С того дня принято считать, что так закончилась эта тяжелая, таинственная и непонятная до сих пор, война. А закончилась ли?.
.
В день окончательного вывода советских войск, практически во всех странах СНГ пройдут памятно-мемориальные мероприятия, посвященные окончанию «афганской войны». И основными словами на них в обязательном порядке будут слова благодарности воинам, выполнившим свой долг… Говоря о павших, мы знаем, что еще в период пребывания советских войск в Афганистане на местах гибели боевых друзей и товарищей устанавливались обелиски и памятные знаки, которые, в большинстве своем, уходящие в феврале 1989-го забирали с собой.

Армия, уходя из Афганистана, забирала их с собой, все, какие возможно, установленные своими же руками, в местах гибели скромные обелиски павшим товарищам, чтобы над их памятью не глумились. А в городах бывшего Союза ССР ставились величавые мемориалы Героям Афганистана.

И как правило, эти мемориалы изображают солдата, воина-интернационалиста, скорбящего по своим погибшим товарищам. А скорбь эта тяжела. Скупые строки официальной статистики свидетельствуют, что за период «афганской войны» с 25 декабря 1979-го по 15 февраля 1989-го в войсках на территории Демократической Республики Афганистан (так официально именовался тот Афганистан) прошли военную службу 620 тысяч военнослужащих в частях и соединениях Советской Армии, подразделениях КГБ (особенно, погранвойск), отдельных формированиях внутренних войск и милиции. Кроме того, на должностях рабочих и служащих воинского контингента за этот период находилась 21 тысяча человек. Общие людские потери погибших в бою, умерших от ран и болезней, погибших в результате катастроф, происшествий и несчастных случаев, составили 15051 человек. За этот же период в Афганистане пропали без вести и оказались в плену 417 военнослужащих, из которых были освобождены и вернулись на Родину 130 человек. По различным данным, не вернувшимися и не найденными остаются 287 наших бывших граждан. Эта же статистика дает данные и о том, сколько представителей различных союзных республик и, соответственно, наций и народностей, прошло через Афганистан. Сколько коммунистов (членов партии и кандидатов) и комсомольцев совершило боевые и трудовые подвиги во время выполнения интернационального долга. Не менее впечатлительные потери боевой техники и вооружения, о чем трагично и четко говорит та статистика. Только вдумайтесь, чего стоила та война, если за ее время было безвозвратно потеряно 118 самолетов, 333 вертолета, 147 танков, 1314 боевых бронемашин, 433 орудия и миномета, 1138 командно-штабных машин и передвижных радиостанций, 510 машин инженерно-саперного назначения, 11369 грузовых автомобилей и автоцистерн различного класса…

Но, конечно же, самыми страшными и невосполнимыми потерями были те, которые в официальных сводках проходили под ужасающим, по сути и названию, сокращением «Груз-200».

Память прошедших через горнило «афганского излома», как живых, так и погибших, воплощена в прекрасных архитектурно-скульптурных формах, но… Память посвящена тем, кого мы называли, называем и будем называть «афганцами», предполагая в этом смысле исключительно тех, для кого военная профессия удел. Ведь как известно из всемирной истории, у войны не женское лицо. А что знаем мы об участии наших сестер, матерей, любимых и дорогих женщин в Афганистане? Да практически ничего!
.
Даже на многочисленных памятниках воинам-афганцам, десятки, сотни и тысячи мужских имен и фотографий, навечно, оставшихся молодыми. И, лишь, крайне редко, как на этом мемориале в Донецкой области, можно увидеть девичье лицо и прочитать имя погибшей. Вместе с мужчинами вечная слава подвигу воинов-интернационалистов отдается медсестре Мельниковой Виктории Вячеславовне.
.
«На войне как на войне», говорили французы свое известное «À la guerre comme à la guerre». Кажется, что на войне нет места женщинам. Увы. Как ни странно, но той, кто дает жизнь и создает семейный уют, также находится место среди воюющих мужчин. Так было и в Афганистане, о чем, к сожалению, мы чрезвычайно мало знаем, ибо эта та тайна и сегодня скрыта от широкой общественности.
.
Со времен службы многих из нас в рядах Вооруженных Сил, мы помним, что солдат должен быть: «Красив в строю, силен в бою». Еще, с намеком на далекие мушкетерские времена, определено, что: «Война – совсем на фейерверк, а очень трудная работа», хотя, оригинальные строфы «Война – совсем не фейерверк, а просто трудная работа, когда черна от пота, вверх скользит по пахоте пехота» принадлежат перу фронтового поэта, харьковчанину Михаилу Кульчицкому, погибшему в январе 1943-го, освобождая Донбасс. А солдат, действительно в бою должен быть и силен, и здоров, и обут, и накормлен, и помыт. И все это, как во многих войнах и конфликтах, ложилось на хрупкие женские плечи.
.
Тема войны и женщины в период «афганского излома», практически, не поднималась, ни на страничках газет и журналов, ни, тем более, в самом доступном из видов искусств. И, тем не менее, в фильме «Ответный ход», вышедшем на экраны в конце 1981-го, как немой ответ на вопрос – а есть ли женщине место в боевом строю, было четко сказано – есть!
В исполнении актрисы Елены Глебовой сержант Антонина Зиновьева на реплику гвардии капитана Виктора Тарасова в исполнении Бориса Галкина, о том, что женщины идут в армию, чтобы найти вторую половинку и устроить свою семейную жизнь, четко ответила, что хочет увидеть, чем же занимаются настоящие мужчины. Видимо, таким экранизированным способом, создатели фильма хотели донести до нас правду об участии наших дорогих и милых в афганской войне.
.
А то, что женщинам было на ней место, свидетельствуют ныне открытые воспоминания и исследования, которых, все равно, к сожалению, так мало. В основном, благодаря публикациям полтавчанки Аллы Николаевны Смолиной, прошедшей через «афганский излом», мы начинаем открывать для себя «роль и место» женщины в Афганистане. Ту роль, и то место, которое они заслужили.

Самая сильная ее работа, на мой взгляд, это книга-сборник воспоминаний «Афганским мадоннам, провожающим ровесников в Вечность», в которой есть место и эмоциям, и искренней любви, и «шокирующему натурализму», и грязной правде, и чистой любви…
.
Сегодня, когда на первый план выносятся противоестественные искусственные однополые браки, когда в извечно искренней «анатомии любви» выискиваются низменные параметры сексуально-половой озабоченности, когда женщину на войне привязывают исключительно к аббревиатуре «ППЖ», сложно говорить об искренних чувствах тех, кто наравне с мужчинами пошел на афганскую войну. Порой, встречаясь с теми, кто прошел афганскими тропами (а «не промелькнул над Афганом»), приятно слышать слова благодарности девчонкам, скрашивающим своим присутствием не только боевую гарнизонную жизнь, но и отдававшим душу, сердце и кровь им, бойцам афганского фронта. Я не хочу говорить о тех «афганцах», которые в женском вопросе там, в Афганистане, видели лишь негатив в разрешении извечного «основного инстинкта».
Не хочу оперировать их данными о том, что более 90 % всего женского персонала в «ограниченном контингенте» в ДРА составляли или незамужние девчата, или женщины разведенные. Это та правда, которую не следует «мусолить и обсасывать», ведь это та правда, которая привела девчат на войну. Не буду говорить о тех, т.н. «льготах» в виде «чеков» и других поблажек, львиная доля которых там же, в Афганистане, и оставалась. А говорить буду, и скажу о каждой из Женщин на афганской войне, которой, каждый прошедший Афган, должен низко кланяться в ноги.
.
Как правило, находясь за праздничным или торжественно-памятным столом, мы, кроме «основных» тостов - «За тех, кого с нами нет», «За тех, кто в море», «За тех, кого помним», мы, в обязательном порядке, говорим тост за самых любимых и преданных женщин». Именно преданных нам, а не преданных душой, телом, словами, делами, памятью. И как уместен стих-тост, к сожалению, ушедшего от нас, афганца Сергея Александрова.

За женщин выпить - Бог велит!

За тех, кто украшал наш быт,

За медсестер и продавщиц,

За поварих и кладовщиц;

За тех, кого я не назвал,

Их тоже кто-то целовал.

За тех, кто на «пирах» царил,

И каждый рыцарем там был.

За тех, кто оказался прав,

Смягчая наш солдатский нрав.

Без недомолвок непристойных,

Усмешек сальных и обмана;

За самых верных и достойных,

Я пью за женщин из Афгана!
.
Девчонки - девчата шли на ту войну в добровольном порядке, через военкоматы, одни – только получившие путевку в жизнь, другие – пройдя через горнило житейской трепки, оставляя детей своим матерям. Они становились бойцами того фронта, который, действительно, во многом, не считая огромной армии врачей и медсестер, можно назвать невидимым. Повара, официантки, горничные, прачки, продавцы, товароведы, кладовщицы, делопроизводители, учетчицы, технички и, конечно же, медицинские работницы.
.
На любой войне, как известно, есть место и подвигу, и славе, и трагедии. Но есть на войне место и жизни. Сам воинский контингент, в своей основе, состоял из молодых людей, и нет ничего удивительно в том, что они, как правило, после боя, и влюблялись и, конечно же, женились.
.
Они не ходили на плановые боевые операции, но и они вступали в бой, спасали раненых, отдавали себя делу настоящих мужчин. Были дни, когда можно и с молодыми ребятами пообщаться, были дни, когда тишина афганских гор давала возможность подумать о будущем. Но были дни, когда вся эта девичья наивность и мечта перечеркивались страшной правдой войны. Это были те дни, когда девчонки, услышав «вертушку» еще до объявления сбора в госпитале или в столовых, бежали на звук. Это были дни, когда девчонки-афганки (так они звали сами себя) столько смертей за один день видели столько, сколько не видели их мы с вами вместе взятые. А сколько пережили эти девчата, которые, так и не став матерями, держали руку умирающего бойца, шептавшего затихающими губами: «Мама! Мамочка! Дорогая…». И они, сверстницы погибающего парня, отвечали ему в последние минуты жизни: «Я с тобой, сынок, ничего не бойся. Все плохое уже позади». И тихо, без надрыва, заливаясь слезами, чтобы не видели другие, гладили застывшие навсегда вихры…
.
Девчонки вмиг становились матерями для умирающих от ран и болезней своих сверстников мальчишек, шептавших: «Мама! Мамочка!». Они, своей женской материнской интуицией, выбирали те, самые нужные в последний момент, слова: «Я с тобой, любимый, единственный, дорогой», облегчения этим страдания тех, кого уже было не спасти. Это им, афганским девчатам, которых ласково называют «афганушки» посвящено стихотворение «Девчонки», написанное воинами 66-й отдельной мотострелковой бригады.
.
Разворочена полость и нет полруки,

До бедра взрывом вырваны ноги,

Жизнь солдата хирургам уже не спасти,

Mальчик в Вечность стоит на пороге.
.
Величаво иль страшно? Живым не дано

Знать виденья предсмертных мгновений.

Hо, последним желанием было одно:

Mаме чубчиком ткнуться в колени.
.
Мама с мальчиком рядом была

Oт рожденья, от первого крика.

Лишь от cмерти спасти не смогла,

Hе прикрыла от страшного лика.
.
- Мама милая... будь же со мной,

С умирающих губ текли звуки

- Я пришла, мой сынок. Не волнуйся, родной, -

Oблегчая ровеснику муки,
.
- Ты же видишь: я здесь. Tвоя мама с тобой, -

Пряча стон, медсестра свято лгала.

- Все закончилось, скоро мы едем домой, -

Bеки мертвым рукой прикрывала...
.
Они, девчата Афганистана, которых сами афганцы уважительно называли «шурави-ханум», столько повидали за время нахождения в составе «ограниченного контингента», что, хватило бы не на один многосерийный фильм, посвященный женщинам Афганистана. Те, кто прошел огненными дорогами той войны, сегодня низкий поклон от тех, кто был там. Низкий поклон от матерей и отцов, чьи жизни они спасли. Но… Мы просто обязаны в этот день (и не только в этот, а каждый) помнить тех девчат, которые так и не вернулись к нам.
.
Нине Евсиной из Тосно Ленинградской области было всего 21. Она, как и многие медсестры, всю себя отдавала больным и раненым воинам, а себя не уберегла от смертельной болезни. Людмиле Бессоновой из Ирбита Свердловской области, было 30 лет, когда она, также работая медсестрой в госпитале, умерла от тяжелейшей болезни. Операционной медсестре Маргарите Калининой было 26. Она прибыла в Афганистан из Клина Московской области и погибла во время огневого налета на жилой городок. Нине Гвай из Бреста в момент гибели было 35 лет. Она, работая продавцом «Военторга» постоянно выезжала в дальние точки и на отдаленные заставы. Во время одной из таких поездок БТР, в котором была и она, подорвался на фугасе. А ее сынишка все просил привезти «с войны» пистолет… Раисе Ремизовой из Ульяновской области, работавшей на банно-прачечном комбинате было 32 года. Она погибла 15 февраля 1982-го в автомобиле, упавшем в пропасть, во время камне сброса, устроенного моджахедами. Наталье Бабич из Бобруйска было всего 27 лет, когда она, работая на силовой подстанции в одном из гарнизонов, погибла в результате несчастного случая. Нине Ивановой из Астрахани было 28. До работы в Афганистане, она работала стюардессой в Астраханском аэропорту, но в «ограниченный контингент» поехала работать официанткой в офицерской столовой. Тяжелая смертельная болезнь оборвала ее жизнь. А дома ее ждала дочь Танечка…
.
Тамаре Великановой, москвичке, было 33 года, когда она, работая стенографисткой в спецгруппе МВД СССР в ДРА, погибла он неизвестной неизлечимой болезни. Исследователи данной темы говорят, что спецгруппу МВД отравили агенты спецслужб в интересах моджахедов. Любови Ботолиной было 24 года, когда она, из родного Архангельска добровольно поехала в Афганистан, став медсестрой. Во время работы в инфекционном отделении, тяжело заболела и скончалась. Людмиле Мошенской из Мариуполя было 27 лет, когда она, медсестра инфекционного отделения умерла от тяжелой формы брюшного тифа – до возвращения на Родину оставалось всего 30 суток… Алевтине Коротаевой из Пушкино Ленинградской области было 42 года. Работая кастеляншей в одном из гарнизонов, она умерла от тяжелой болезни. Большакова Нина из Тамбова пробыла в Афганистане всего один месяц, работая кладовщицей и погибла во время налета банды моджахедов. Наталье Костенко из села Смолино Кировоградской области был 31 год. Работая продавцом «Военторга» она погибла, но не во время нападения банды моджахедов на автоколонну или обстреле, а в результате «огнестрельного» несчастного случая. Кротова Нина, которой было 45 и Вера Корниленко - ей было 25, несмотря на разницу в возрасте были подругами. Одна из Горького, другая из Петрозаводска – они вместе работали медсестрами в выездной медицинской бригаде. И обе одновременно погибли, когда их «УАЗик» со знаками Красного Креста, попал под душманский обстрел. Татьяна Врублевская и Галина Калганова также были подругами. Одной 34 года, другой – 31. Обе работали товароведами «Военторга». Возвращаясь из командировки в Ташкент, где взяли товары для базы, погибли на сбитом самолете Ил-76 вместе с экипажем и всеми сопровождающими. Татьяна, была родом из Винницы и в самолете из Ташкента везла с собой свадебное платье – через месяц должна была быть ее свадьба. А Галина, которая была из Ейска, также готовилась к свадьбе, которую планировала после свадьбы подруги...
.
Ольга Карманова была родом из Тамбова. Работая дома товароведом в добровольном порядке была направлена в Афганистан, где также работала товароведом. Погибла во время обстрела автоколонны. Валентине Лахтеевой из Витебской области было 27 лет, когда она, секретарь-машинистка отдельной бригады в Кабуле погибла во время обстрела части. Валентина Мельникова из поселка Черноморское Автономной Республики Крым, работала продавцом «Военторга». Погибла в результате теракта в Кабуле. Галина Шаклеина, одна из немногих женщин – «афганушек», которые носили погоны на плечах. Ей, прапорщику – фельдшеру госпиталя было всего 29 лет, когда она, простая девчонка из Кирова, спасая больных и раненых мальчишек, сама умерла от заражения крови. Ларисе Доброфиле из Переяслава-Хмельницкого было 27 лет. Она погибла в Кабуле через месяц после прибытия в Афганистан в результате теракта. Надежде Финогеновой из Ленинграда было 45, когда она, фельдшер госпиталя погибла в результате налета на автоколонну. Одесситке Миральде Шевченко, продавцу «Военторга» было 34 года, она погибла в машине, сорвавшейся в пропасть. Минчанке Светлане Бабук было 26 лет. Работая операционной сестрой, она спасала мальчишек, получивших тяжелые ранения, но, сама умерла от тяжелой неизлечимой болезни. Нине Капустиной из Выборга, гвардии прапорщику фельдшеру мотострелкового полка было 30 лет. Спасая раненых в госпитале, она сама погибла в результате несчастного случая. Татьяне Кузьминой, медсестре из Читы было 33 года, когда она погибла, спасая утопающего афганского ребенка в горной реке.
.
Светлане Дорош из Днепропетровска было всего 23 года. Санитарный автомобиль, в котором медсестра с врачебной бригадой, направлялась к больному афганскому ребенку, попал в засаду. Галине Смирновой из Костромы было 36 лет. Во время обстрела БТРа из засады инженер КЭЧ Смирнова погибла. Москвичке Тамаре Синицыной было 40. Диспетчер автотранспортной службы 40-й армии Синицына умерла от тяжелой неизлечимой болезни. Продавцу «Военторга» Ольга Поликарпова из Тольятти был 31 год, она погибла в результате несчастного случая. Таня Лыкова из Воронежа и Наталья Ермакова из Орехово-Зуева, практически не были знакомы друг с другом. Они только направлялись в Афганистан на самолете. Тане было 23, Наташе – 33. Они только ступили на афганскую землю, когда их Ан-12 был сбит в небе Афганистана при перелете из Кабула в Джелалабад. Этим же рейсом летела Татьяна Моторина, товаровед «Военторга». Ей было 27. Начальник клуба прапорщик Алевтина Миниахметова из Перми и москвичка Ирина Виноградова, заведующая делопроизводством штаба части, направлялись домой в отпуск. Им обеим было по 25. В результате неуставных отношений со стороны старшего офицера одной из воинских частей, были убиты, им из личного табельного оружия… Любе Харченко из Мироновки Киевской области, было 40. Она работала машинисткой в воинской части и умерла от тяжелой болезни во время массовой эпидемии холеры. Галина Стрельчонок из Витебска, носила погоны – была прапорщиком, занимая должность фельдшера части. Во время нападения на автоколонну, при оказании помощи раненым воинам, получила смертельное ранение. Вере Чечетовой из Загорска было 28 лет, когда она, машинистка-делопроизводитель, часто летающая на «вертушках», погибла вместе с экипажем вертолета Ми-8, сбитого мятежниками. Татьяна Комиссарова из Лебедина Сумской области поменяла место работы операционной сестры Сумской областной больницы на военный госпиталь. Во время оказания помощи больным солдатам и офицерам, умерла от тяжелой формы инфекционной болезни. Ей было всего 23 года. Виктории Мельниковой из Горловки было 26 лет. Медсестра госпиталя погибла во время артобстрела. Дома маму так и не дождалась дочь Тонечка… Люде Присакарь из Кишинева и Любе Шевчук из Ровно было, соответственно, 28 и 23. Обе в ДРА работали на продовольственном складе, одна кладовщицей, другая поваром. Во время доставки продовольствия на отдаленную заставу, их БТР попал в засаду и, загоревшись, упал в пропасть. Лидия Степанова из Республики Мари-Эл прошла сложный трудовой путь. В свои 31 год она была и машинистом башенного крана, и наборщиком в типографии, и секретарем-машинисткой. В ДРА выполняла обязанности секретаря одной из воинских частей. Умерла от ранений, полученных при обстреле части. Ольга Шенаева из Коломны была медсестрой военно-полевого госпиталя. Во время перелета на самолете Ан-26 с грузом для госпиталя, все находившиеся на борту – погибли. Оле было 25. Прапорщик Нина Васильева к моменту прибытия в Афганистан уже пятнадцать лет служила начальником секретной части отдельного дивизиона в Калининградской области. Во время прохождения службы в ДРА тяжело заболела и умерла. Ей было 40 лет. Наталья Глушак из Киевской области прибыла в ДРА на должность официантки летной столовой. Там, во время службы она познакомилась с Юрием Цуркой из Молдавии, старшим сержантом сверхсрочной службы. Молодые люди понравились друг другу и, несмотря на войну, решили пожениться. Во время боевой работы в ДРА, официальные отношения оформлялись только в Кабуле в Консульском управлении советского посольства и счастливые жених с невестой, получив «добро» убыли в афганскую столицу. 17 ноября 1987-го молодожены на БТР в составе колонны возвращались из Кабула. Они были счастливы – несколько часов назад стали мужем и женой. Взрыв радиоуправляемого фугаса прервал счастье обоих – Юра и Наташа, единственные, кто находился внутри бронемашины, погибли…
.
Ольга Мирошниченко из Миасса Челябинской области работала заведующей военной столовой в одном из гарнизонов. Во время перелета к новому месту дислокации, вертолет, на котором летела и Ольга, был сбит. По воспоминаниям сослуживцев, Олю, любили все - за красоту, обаяние, внимание, доброе слово и, конечно же, ароматные обеды с ужинами. Уже наметились отношения с любимым человеком, но выстрел «Стрингера» похоронил счастье и жизнь. А было ей всего 25 лет.
.
Зульфире Хурамшиной из Уфы было 35 лет, когда медсестра госпиталя умерла от тяжелой болезни. Тамара Рязанцева из Тюменской области, также работала медсестрой в военном госпитале. И, также, оказывая помощь больным и раненым, умерла от тяжелой болезни. Ей было 28. Алла Кулик родилась в Украине на Сумщине, но большую часть своей недолгой жизни провела в Ташкенте. Во время выполнения интернационального долга умерла от тяжелой болезни. Ей было всего 23. Надя Рожнева из Свердловска (ныне Екатеринбург) работала секретарем делопроизводителем в политотделе воздушно-десантной дивизии. Умерла в 29 лет от тяжелой болезни. Вера Лемешева из Саратовской области погибла в результате автокатастрофы после подрыва автомашины на мине. Ей было 25. Савия Шакирова из Башкирии проработала в Афганистане больше года. До вывода советских войск оставалось чуть-чуть, но за две недели до этого события, 31 января 1989-го Савия умерла от тяжелой болезни.
.
54 фамилии девчат, оставивших своих жизни в Афганистане. О себе, те девчонки, кто прошел фронтовыми тропами Афганистана, скромно говорят: « Да, мы не воевали, но ведь и 60 процентов войсковых частей в Афганистане в самих боевых действиях не участвовали. Это военнослужащие армейских, гарнизонных квартиро-эксплуатационных частей, строительных, узлов связи, военторгов, складов, учебных центров, отдельных батальонов обслуживания аэродромов, полевых учреждений госбанков, полевых хлебозаводов, зенитно-ракетных полков, банно-прачечных комбинатов и т. д. То есть военнослужащие этих частей исполняли абсолютно те же обязанности, что и мы, женщины-служащие, и льготы имеют, хотя за все время службы далее КПП не отлучались. А, девчонки - стирающие, штопающие, гладящие белье, рвущиеся в небе и на земле при доставке сигареток - конфеток, по приказу летавшие на «боевые»... - ну да, мы, девчонки «отдыхали на курорте». Даже те военнослужащие, которые заходили или залетали на территорию Афганистана на пару суток, считаются участниками боевых действий и льготы имеют, а вольнонаемные водители - мужчины, перевозившие грузы для нужд армии в составе военных колонн по территории Афганистана в течение 2 лет, подвергавшие себя ежеминутной смертельной опасности, так вот эти мужчины тоже как бы «курортники». Кроме того, нас возмущает наличие льгот у военнослужащих, амнистированных Горбачевым по требованию Сахарова. То есть совершившие преступления в Афганистане - считаются «участниками» боевых действий. А возбуждали уголовные дела только в отношении мерзавцев, продававших боеприпасы, материальные ценности в целях наживы, а также дезертиров и прочих. И теперь эти отморозки - настоящие «участники» и имеют полноправные льготы. А девчонки, кто честно исполнил свой долг перед государством, не имеют ничего. Среди нас, «афганок» многие имеют ранения и контузии. Это была война. И не мы ее придумали, но, пройдя через нее, мы поняли, что означает это слово».
.
Это говорят живые «афганушки», а те, кто не пережил ту войну, уже не смогут ничего сказать. За них, должна сказать наша память и наша совесть. И, если уж говорить о признанном подвиге «афганушек», то стоит вспомнить, что из общего числа 54 погибших девчат, лишь Врублевская, Калганова, Моторина, Лыкова, Стрельчонок, Чечетова, Мельникова, Шевчук и Шенаева посмертно награждены орденом «Красная Звезда». Великанова награждена орденом «Знак Почета», а Гвай – медалью «За боевые заслуги». Всего одиннадцать из 54.
.
Солдаты и офицеры, выполняющие свой долг в Афганистане помнили о своих девчонках, которые ждали их дома. И, в это же время, рядом с ними, под обстрелами, в горящих самолетах и вертолетах, были такие же милые девчонки, которые не огрубели на той войне.
.
15 февраля. Конечно же, станет Днем Памяти всем афганцам. Спустя неделю, вспомнят о них 23 февраля в День Защитника Отечества. А спустя еще две недели, наступит Международный Женский День. И хочется, чтобы и в эти дни, как и в другие, вспомнили мы о живых и погибших «афганушках». Чтобы не только вспомнили, а пришли к живым – вручить розы. Пришли к погибшим на могилки и к памятникам скромным опустить розы, как слезу.

У моряков СНГ есть общественная ветеранская награда – «Орден Жене Моряка». Он вручается верным женам, прослужившим вместе с мужьями в заполярных и приморских гарнизонах и базах. Вручается он и вдовам моряков, чьи мужья не вернулись из моря. Не знаю, как общественность отнесется к моей идее, но если появится общественная награда «Женщине, прошедшей Афганистан», то это будет и правильно, и справедливо.
.
Вечная слава вам, «афганушки», прошедшие фронтовыми тропами!
.
Вечная память вам, «афганушки», отдавшие свои молодые жизни!

Александр Васильевич Назаренко был в Афганистане почти два года. Он вырывал из лап смерти раненых солдат и офицеров - работал хирургом в полевом госпитале. Сегодня Назаренко продолжает оперировать, но уже на « гражданке» - в Кировской межрайонной больнице. И хотя эта война для советских солдат завершилась 25 лет назад, в сознании Александра Васильевича, впрочем, как и сотни тысяч других бойцов, прошедших через эту во всех отношениях горячую точку, Афган бушует до сих пор. В виде ночных кошмаров, расколовшейся на две части жизни - до и после.

Афганистан для провинившихся

Полковник медицинской службы Александр Васильевич Назаренко работал начальником хирургического отделения военно-полевого госпиталя в Афганистане с 1984 по 1986 год. Как говорит сам хирург, вся его служба проходила в тылу, поэтому он не имеет удостоверения участника боевых действий. Но война ему снится до сих пор.

До Афганистана Назаренко служил в Куйбышеве (теперь Самара) старшим ординатором отделения неотложной хирургии в окружном госпитале.

Как признается Александр Васильевич, в Афганистан его отправили из-за конфликта с начальником - широкая по тем временам практика. Начальник окружного госпиталя был из тех, кого в армии называют «марафетчиками». Каждое утро он звонил старшему ординатору, чтобы тот доложил обстановку. Естественно Назаренко, как врач, которого в первую очередь интересует здоровье пациентов, докладывал о состоянии больных. Но начальник обрывал подчиненного и требовал другого - сообщения о том, убрана ли территория, покрашена ли трава и т.д. Однажды Назаренко не сдержался и сказал самодуру: «Я-то думал, что вас интересует судьба раненых и больных». Дерзости подчиненному тщеславный военный не простил: тут же пошел в кадровую службу и приказал внести Назаренко в списки направляемых в Афганистан.

Уже позже Александр Васильевич узнал, что практически все, кто попал в горячую точку, были изгоями, как и он. Добровольцев туда не посылали. Советское руководство думало, что добровольцы стремятся в Афган, чтобы оттуда сбежать за границу.

Госпиталь на войне

После двух недель подготовки в окружном госпитале в Ташкенте (ТуркВО) Назаренко был направлен в Афганистан. Полевой госпиталь развернули на базе медсанбата, где работали врачи и хирурги общей практики. А вот когда привозили раненых, ими должны были заниматься военные специалисты. Поэтому когда шли военные операции в полевом госпитале создавались группы усиления (подразделения, предназначенные для усиления медицинских пунктов, когда объем работы последних превышает их штатные или профессиональные возможности - Прим. ред .). Хирургических групп усиления в госпитале, где служил Назаренко, было пять: торакальная - ранения в грудь, абдоминальная - в живот, нейрохирургическая - в череп, травматологическая - в конечности, и урологическая.

Я окончил военно-медицинскую академию в звании капитана и меня послали оперировать в абдоминальной группе усиления, - вспоминает участник афганских событий. - Стояли мы на операциях по нескольку часов. Вертушки (вертолеты) садятся - солдатиков привозят. Одного оперирую, а на другом столе уже следующему наркоз дают. Прооперирую, передаю помощнику, чтоб брюшную стенку зашивал, а сам уже другого вскрываю.

Армейская бюрократия

Не только моджахеды воевали против наших солдат, но и климатические условия - прежде всего, невыносимая жара.

Жарко было так, что кислородные баллоны нагревались, - вспоминает Назаренко. - А тут осложнения у больных - одна за другой пневмония. Думаем, лето, жара, какая может быть пневмония? Анестезиолог подставил руку под струю кислорода - а он горячий. На солнце так нагревался, что у раненых случался ожог верхних дыхательных путей. Стали землянки копать прямо под хирургическим отделением и там хранить кислород. Из-за жары наши договорились с «духами» с 11 до 16 часов не стрелять. И вот до 11 часов воюют, потом собирают раненых и погибших. Вертушками привозят их в госпиталь. В это время обеденный перерыв. Все отделения идут в столовую, а мы, хирурги, рентгенологи, наш персонал, приемное отделение - работаем. Заканчиваем, а столовая уже закрыта. В 16 часов опять начинается война… А там же горы, солнце садится рано. В 7 вечера снова привозят раненых. Все на ужин идут, а мы - опять в операционную. Выйдешь оттуда только глубокой ночью. Стоит чайник кипятка, банка сгущенки, банка тушенки и кирпичик хлеба - вот тебе и обед, и ужин. Раненые поступали и ночью. Приходит солдатик и кричит: "Назаренко!" Кто-то проснется, говорит: «Вон он в углу в палатке спит». Он меня растолкает, и я опять оперирую. Вот так и работали. По многу часов без перерыва.

Из-за жары была сложной и эпидемическая обстановка. Поэтому существовали санитарные требования: туалет должен был находиться за 200 метров от госпиталя. Это было на руку душманам, которые успевали ночью подложить мину на этой двухсотметровой тропе. И люди подрывались. Но сапера в части не держали. Не полагалось.

Казенное чиновничье отношение высшего военного руководства усугубляло положение военных на территории Афганской республики. Когда начинали войну в Афганистане, солдат туда направляли в обычной форме: офицеров в ЧШ (чистая шерсть), солдат - ПШ (полушерстяная), хромовых или яловых сапогах. Одежда, мягко сказать, для жаркого климата неподходящая. Офицеры меняли свою форму на солдатскую. А вот с сапогами было хуже - ноги отекали так, что обувь не налезала...

И то, что Александр Васильевич сегодня сам себя называет «тыловой крысой», и то, что фактически, по документам, он не является участником боевых действий в Афганистане, конечно, несправедливо. Ведь два года пребывания там - это не только бесконечные операции. Хотя госпиталь был тщательно со всех сторон прикрыт советскими частями, снаряды долетали и до него. В Кабуле медсестре ноги оторвало снарядом, залетевшим на территорию госпиталя. Много раз за два года Назаренко приходилось перелетать с одной точки страны в другую, подвергаясь риску - вертолет могли сбить. Были и невидимые пули, которые часто поражали личный состав больше, чем реальные.

Только представьте: инфекционный госпиталь у нас состоял из шести отделений: брюшной тиф, малярия, гепатит, амебиаз, просто дизентерия, - рассказывает военный хирург. - Сегодня солдат ходит на задание, получает ранение, а завтра, глядишь, - пожелтел. Он - инфекционный больной. В общей послеоперационной палате его оставлять нельзя, все заразятся. Приходится переводить в инфекционное отделение, а он ведь раненый. Еще ходишь и по инфекционным отделениям - перевязываешь своих раненых.

Но самые тяжелые воспоминания у Назаренко связаны с тем, что ему, военному хирургу, приходилось заниматься вскрытием трупов, чтобы подготовить их к отправке на Родину. Чего только не повидал…

Что стоит за Афганом?

Сегодня оценки о вводе советских войск в Афганистан крайне противоречивы. Однако основная масса людей полагает, что это было грубой ошибкой советского руководства. Но есть и мнения, что таким образом страна Советов пыталась защитить свои границы от США и НАТО. Война в Афганистане стала удобным поводом для создания американских военных баз, с которых вооруженные силы США и НАТО могли уничтожать советские ядерные объекты с близкого расстояния своими неядерными силами.

Чисто по-человечески, я думаю, что зря были эти 9 лет войны и 15 тысяч погибших - молодых здоровых ребят. А сколько искалеченных и в физическом, и в психологическом плане, а сколько умерших от болезней! Но смотришь по телевизору: каждый год на дорогах погибает до 40 тысяч человек, и они ведь тоже молодые. У нас в гарнизоне стояли танковые полки и зенитно-ракетный полк. И когда я приезжал к ним медслужбу полков проверять, смеясь, спрашивал: «Что вы здесь стоите, ЗРП? У противника-то нет авиации?» Они отвечали: «Наша задача - перекрыть Персидский залив». А ведь вся нефть в США шла оттуда, танкерами ее вывозили. Техника без нефти, без бензина мертва. И то же самое танковые полки: что им там, в горах, делать, негде даже развернуться. Думаю, их задача была такая же. Видимо, были такие стратегические планы, о которых мы и не знаем. Может быть, чтобы держать международную обстановку в порядке это и важно было, - высказывает предположения Назаренко.

Сейчас многие исследователи событий 1979-1989 годов в Афганистане пытаются опорочить наших солдат, представляя их захватчиками. Однако наши войска вошли в эту страну после неоднократных просьб (21 обращение) об этом правительства Афгмнистана.

Поначалу местное население советские войска с цветами встречало, любило нас, - говорит Назаренко. - Мы построили им дороги, аэродромы, находили у них в горах воду, и все это делали бесплатно. А другие страны, особенно капиталистические, ничем не помогали, поскольку им не хотелось, чтоб люди нормально жили, страна развивалась. А потом противник начал нам пакостить - наркотики стали подсовывать нашим солдатам. Были ошибки и советского руководства: старались туда послать людей из детдома, таких кого или в тюрьму или в армию. Наши войска стали хулиганить, ошибались в стрельбе. Например, по наводке афганцев (случайной или не случайной?) вместо боевиков разбивали кишлак с мирным населением, а население из-за этого озлоблялось.

Наемники и предатели

Пожалуй, косвенным доказательством того, что война в Афганистане была не вполне гражданской, служат и другие факты. Александр Васильевич вспоминает, как целый полк душманов во время перемирия перешел на сторону правительственных войск только потому, что им перестали платить. Потом, когда появились деньги, этих же людей перекупили назад. Было немало и наемников отнюдь не восточного происхождения.

В горах пещеры были, кяризы (использовались моджахедами как бомбоубежища) - рассказывает Назаренко. - В них сидели снайпера - женщины, чемпионки мира по пулевой стрельбе, одна была француженка, другая - итальянка. И вот они наводят снайперскую винтовку. Смотрят через прицел: солдатик в магазин вошел, но за него низкая плата, поэтому он не стоит выстрела, его пропускают. Смотрят - полковник туда же зашел. Убили. Из-за этого нам в конце 84-го года стали выдавать форму цвета хаки, без опознавательных знаков. Но через оптику виден возраст человека, поэтому офицеров все равно наемники определяли и убивали.

Со стороны противника было много наемников, - продолжает свой рассказ военный хирург. - Как-то я ехал из отпуска. Самолет летел из Кабула в Шинданд. Сделал остановку в Кандагаре, где шли бои. Я там некоторое время делал операции. Видел там наемников. Они были в прекрасной форме - все молодые, здоровые. Носили черный камуфляж, абсолютно черный. А как они прекрасно бегали! От камня до камня в полете три раза стреляет, одна пуля обязательно в цель попадает.

По словам собеседника, были предатели и среди советских воинов. Начальник разведки дивизии думал, что его повысят в звании, но этого не случилось, и он переметнулся к врагу. И так как он максимально владел информацией о действиях и планах наших войск, то еще два года после его перебежки к противнику, военная часть несла поражения.

Один сержант был, - рассказывает Назаренко. - Очень хороший гранатометчик. Что ему не понравилось? Ушел на сторону противника. И начал с гранатомета бить наши танки, автомашины. С гор их не видно, он сидит и уничтожает своих же. Так духи дали ему в сопровождение аж сто человек, деньги большие получал за каждый сбитый объект. Много вреда нанес.

Сержанта поймали, отдали под трибунал. Но больше было тех, кого можно назвать героями. Вертолет привозил молодых ребят, а "дембелей" этим же рейсом должен был отвезти на Родину. И если разведгруппа докладывала в это время, что обнаружена банда, "старики" оставались и шли вместо молодых на ее обезвреживание. Некоторые погибали. Опытные солдаты выносили раненых молодых с поля боя.

Статистика же была примерно такой: на двух убитых пять раненых. Т.е. если за всю Афганскую советская армия потеряла чуть более 15 тысяч солдат, то раненых насчитывалось порядка 75 тысяч.

Александр Васильевич Назаренко за два года службы в Афганистане прооперировал около тысячи человек. Среди них были не только солдаты и офицеры Советской армии, но и пострадавшее мирное население Афганистана, и раненые из правительственных войск, и даже военнопленные.

Александра Васильевича хотели представить к награде орденом Красной Звезды, но начмед заявил: «Ты видишь у меня Красную Звезду? Пока я не получу и у тебя не будет». Но военные награды у Назаренко все же имеются: Звезда «За службу Родине 3 степени» и афганский орден «За храбрость» (что-то вроде нашей Красной Звезды). Никаких льгот кроме оплаты за проезд, он не имеет, так как в военном билете у него только стоит отметка: «проходил службу в Афганистане».

Звание полковника и должность ведущего хирурга он получил спустя несколько лет по возвращении из Афганистана, когда работал в госпитале в Казани. В 1994 году, когда ему исполнилось 50 лет, Александр Васильевич ушел из Вооруженных сил. В 1995 году вместе с женой и сыном переехал из Казани в поселок Синявино. Вот уже почти 20 лет он работает хирургом на гражданке.

Последствия любой войны страшны тем, что раны ее не заживают спустя годы и даже десятилетия. И не только у тех людей, которые вернулись с боевых точек ранеными и искалеченными. У солдат, побывавших на войне, ее след навсегда остается в душе, в памяти.